Я посмотрел на отражённое водой небо, искрящееся миллионами крошечных огоньков, посмотрел на свою руку, на которой ещё не успела высохнуть кровь. Она, кровь, была всё ещё тёплой. А я — всё так же холоден. Попытался прислушаться к своим чувствам, мыслям. Ничего. Никакого сожаления. Никакой жалости. Только тоска — вечная и неизбывная…

Ночь томилась в ожидании нового восхода луны, а я всё так же стоял — запрокинув голову, пытаясь заглянуть себе в душу. Ещё одна смерть — ещё одно мимолётное безумие, ещё одна ночь. Так всегда бывает. Так всегда будет. Я знаю это, но ничего не могу изменить. Уже слишком поздно что-либо менять. Человека не переделаешь. Впрочем, человек ли я? Может ли быть человеком тот, кто ночами совершает такое?

Вопрос остался без ответа. Я опустил взгляд. Девочке, наверное, лет двенадцать. В пустых глазах не было ужаса — только безмерное удивление: она не могла поверить в то, что с ней происходило. Как и я. Сознание приходит уже после. Всё приходит после, кроме сожаления и жалости. Платье немного разорвалось, не до конца сформировавшаяся грудь наполовину обнажена. Нет, я не насильник. Просто слишком резко и сильно рванул — девчонка сопротивлялась.

Я присел и поправил платье, затем, повинуясь какому-то странному наитию, наклонился и поцеловал её в лоб, сказал: “Прости”. Поднялся и пошёл прочь. Напьюсь, пожалуй, сегодня.

Засунув руки в карманы, я прошёл по пляжу, пересёк дубовую посадку и вышел на дорогу. Даже руки не додумался вымыть в ставке. Дурак.

Было не слишком поздно — троллейбусы ещё ходили. По-прежнему не вынимая измазанную кровью руку из кармана, я благополучно доехал до своей остановки, очень быстро оказался дома. Так же быстро вымылся, переоделся, взял немного денег и вышел: напиваться одному у себя в квартире — маразм.

Я не спеша добрёл до ближайшего кафе и, не потрудившись даже взглянуть на его название, вошёл в подвальное помещение.

Тихо играла музыка. В приятном полумраке за несколькими столиками сидели люди. В основном молодёжь — по два-три человека. Я прошёл к барной стойке, взял бутылку водки и нарезанный лимон. Свободных столиков было три: я выбрал тот, на который падало меньше всего света. Усевшись, налил полную рюмку, но пить почему-то не спешил. Своё настроение мне было непонятно. Впервые у меня не было желания пить в одиночку. Странно. Похоже, что мне хотелось с кем-то поговорить. Я вдруг подумал, что действительно, хорошо бы вот так, за бутылочкой, поболтать с кем-нибудь, пофилософствовать на жизненные темы…

Не знаю, может это желание как-то отразилось на моём лице и было заметно даже в такой темноте, но она подошла именно к моему столику. Я огляделся — два по-прежнему были свободны.

— Привет, — сказала девушка, присаживаясь напротив меня и кладя сумочку на стол.

— Привет, — улыбнулся я, — ты кто?

— Лена, а ты?

— Андрей, — не переставая улыбаться, ответил я. Мне понравилась её простота.

— Грустишь? — Лёгкий кивок на бутылку.

— Грущу, — подтвердил я, — хочешь, будем вместе грустить?

— Давай, — вздохнула Лена, — только немножко.

Я молча встал, подошёл к стойке и взял ещё одну рюмку. Вернулся, наполнил её на треть, посмотрел на девушку. Она кивнула — хватит.

— За знакомство? — предложила она.

— За знакомство, — согласился я.

Мы чокнулись и выпили. Я неторопливо взял дольку лимона, сначала понюхал её, затем положил в рот и так же, не спеша прожевал, задумчиво следя за Леной. Та, быстро проглотив водку, скривилась, тут же схватила лимон и швырнула в рот. Скривилась ещё больше. Отдышавшись, спросила:

— Почему без сахара?

— Сахар портит лимон, — пожав плечами, ответил я.

— Да? Ну ладно.

— Попросить сахар?

— Нет, спасибо, — вновь вздохнула она.

Ей явно было неловко. Одного взгляда хватило, чтобы понять — она не пьёт совершенно. И это наводило на мысль, что у Лены в жизни случилось что-то очень неприятное. Что-то, что заставило её сюда прийти и подсесть к парню, который, словно алкоголик, одиноко сидит перед полной бутылкой водки. Одета она была не вызывающе: короткая куртка и джинсы. На проститутку не походила — косметики на ней был тот минимум, который способен именно приукрасить девушку, не скрывая при этом истинное лицо. Девицы с тройным слоем “штукатурки” меня бесили.

Девочка, сидевшая напротив, была именно тем типом, который мне нравился: невысокая брюнетка с длинными волосами, собранными в прямой хвост, простенькое, но отнюдь не лишённое привлекательности лицо, лёгкие, плавные движения. Да, пожалуй в такую бы я мог влюбиться.

— Что у тебя стряслось? — спросил я, наливая ещё по рюмке.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что просто так красивые девушки не подсаживаются к незнакомым людям и не выпивают с ними. И даже если им эти незнакомые люди понравились, девушки практически никогда не заговаривают первыми. Да и вряд ли тебе мог понравиться парень, пусть и симпатичный, — я подмигнул, — выпивающий, а точнее напивающийся в гордом одиночестве.

— Ты прав, — серьёзно ответила она. — У меня действительно паршивое настроение и не всё ладится. Есть одна проблема, которая засела в голову. Именно поэтому мне захотелось с тобой поговорить. А насчёт выпивки — понятно, что у тебя просто не задался день. Поэтому успокойся — это вполне логично. Нам обоим нужно поговорить.

— Да, нужно, — согласился я, хотя было ясно, что она что-то не договаривает. — Только сказать тебе я ничего не могу.

— Почему? — с интересом спросила Лена.

— Потому что это страшно.

Она молчала. И неотрывно смотрела мне в глаза. Я смутился и поднял рюмку:

— За жизнь. Какой бы она ни была.

— За жизнь, — как заклинание повторила она и опрокинула рюмку — второй раз у неё получилось лучше — почти удалось сохранить невозмутимость на лице. Только на глазах, вроде бы, заблестели слёзы.

Я усмехнулся.

— Так что у тебя стряслось?

— Пожалуй, — сказала она, — я тоже ничего не могу тебе сказать.

— Почему?

— Потому что это тоже страшно.

— Интересный у нас получится разговор. — Я хохотнул, затем хитро прищурился и вкрадчиво добавил: — Я не испугаюсь.

Девушка фыркнула:

— Это ничего не меняет… Давай просто поговорим. О чём-нибудь.

Я снова налил, поднял рюмку. Лена подозрительно посмотрела на меня, затем на свою порцию — чуть больше половины.

— Споить меня решил?

Я покачал головой:

— Третий тост. Я очень серьёзно к нему отношусь.

— Ага. Понятно, — улыбнулась она.

— За любовь, — торжественно изрёк я и напомнил, — левой рукой.

— Угу.

Мы выпили. Я понял, что девушку начало потихоньку пронимать — нормально для человека, практически никогда не употреблявшего спиртное.

Я по-прежнему оставался трезвым.

И вдруг понял. Мне очень хочется затащить её в постель. Тем более, что водка в этом деле — лучший помощник. Но почему-то, когда я начинал об этом думать, становилось не по себе. Словно я намеревался сделать что-то плохое, словно насильно хотел ею овладеть. Но, конечно же, всё не так. Ещё до того, как закончится эта бутылка, Лене самой захочется секса. Её настроение располагает к этому так же, как и моё.

Но почему же эти мысли кажутся аморальными? Словно передо мной не обычная девушка, а… ну, положим, не святая, но приближённая к таковой. Ответ крылся неглубоко. Просто она мне действительно очень понравилась: её прямота, скрытность, странно уживающаяся с открытостью, её милое лицо, точеная фигурка. Мне нравилось всё.

— Андрей… — Девушка замялась.

Ну вот, разочарованно подумал я, сейчас она скажет “мне пора”. Но верить в это я отказывался и до конца надеялся услышать: “Может, уйдём отсюда?”

Однако, разочарование сменилось безмерным удивлением.

— Андрей, — повторила она, — почему ты это делаешь?

— Что? — не понял я.

— Почему, Андрей? Ответь. Я хочу понять. Я должна понять. Это важно…

— Для тебя? — вдруг зло спросил я, почему-то ни капли не сомневаясь в сути её вопроса. И не задумываясь о том, что выдаю себя.

— Да, — тихо сказала она, — для меня. Но для тебя важней…

Я очень долго смотрел на Лену — она не отводила взгляда. Затем, уже спокойно, ответил:

— Не знаю. Просто ничего не могу с собой поделать. И вместе с тем не испытываю угрызений совести, так как уверен, что поступаю правильно. Я просто вижу человека, и понимаю — должен он жить или нет.

— Ты видишь будущее этого человека? Его плохие поступки? Предотвращаешь беду? Наказываешь за проступок?

— Нет. Я ничего не вижу. Я просто знаю.

— И что ты знаешь обо мне? — с вызовом спросила Лена.

Я пожал плечами.

— Я знаю, что ты хороший человек. Знаю, что должна принять какое-то очень важное решение. Знаю, что оно будет верным. Знаю, что ты должна жить.

— Но почему? — воскликнула она. — Почему всё так происходит?

— А вот этого я не знаю… — только и смог сказать я.

Она вдруг закрыла глаза рукой. Послышалось тихое всхлипывание. Я смотрел на девушку и чувствовал, что меня всё больше к ней тянет. Неотвратимо и начисто лишая разума. И именно поэтому я должен был сейчас просто встать и уйти. Не говоря больше ни слова. Но я всё сидел и смотрел на неё. Смотрел и корил судьбу за то, что она сделала меня таким: вечным отшельником, одиночкой, не могущим иметь ни семьи, ни друзей; запрещающим себе хоть когда-нибудь влюбиться, даже не влюбиться — просто увлечься. Вдруг однажды я пойму, что человек, которого я люблю, или, что хуже, который любит меня — должен умереть?

Я не имею права на любовь. Я не имею права на дружбу. Я имею право на убийство. Оно приходит всегда неожиданно, это право, оно всегда непреклонно и требовательно. Это у него, права, есть я, орудие убийства, а не оно у меня. Вот в чём дело. Не я убиваю, а что-то намного сильнее меня.

— Андрей, — Лена подняла мокрые глаза, — а ты никогда не ошибался?

— Это невозможно, — уверенно сказал я.

— А если ты вдруг ошибся?

Меня бросило в жар. А через мгновение — в холод. В висках застучало. Мысль об ошибке была слишком страшной.

— Если ты ошибся? — с нажимом повторила девушка. — Что тогда?

— Если ошибся, — хрипло сказал я, — то не имею права на жизнь.

— А если перестать это делать? — с надеждой спросила Лена. — Просто перестать. Быть может у тебя есть шанс снова стать обычным человеком и… и не убивать? Я должна знать.

Я лишь сокрушённо покачал головой. Помолчал, успокаиваясь. Вспомнил один из моих стишков, который написал в юности, когда ещё жил нормальной жизнью. Закрыв глаза, задумчиво прочёл всплывший в памяти отрывок:

Суждено ли звёзды свергнуть
Тем, кто их не зажигал?
Суждено ли Солнцу меркнуть
Так, чтобы никто не знал?..

— Красиво, — тихонько проговорила Лена.

— Наверное, — вздохнул я.

— Уйдём отсюда? — спросила вдруг она. — Проводишь домой?

Я кивнул, с облегчением посмотрел на бутылку, полную больше чем наполовину. Не было никакого желания её допивать.

Мы шли по ночному городу и разговаривали про всякую чушь. О звёздах, которых было всё ещё вдосталь на начинающем светлеть небе. О внеземных цивилизациях и возможных альтернативах, что откроются нам после контакта с таковыми. Мы говорили о погоде, о завтрашнем дне, о пролетевшем детстве и далёкой, но близкой старости. Мы говорили о литературе, кинематографе, не забыли упомянуть философию с неизменными законами диалектики, затронули так любимую философами тему параллельных миров: в частности обсудили существование так называемого “тонкого мира”. Мы попытались предположить, что будет с нами (точнее с нашими душами, если таковые есть) после смерти?..

После этого мы почему-то очень долго шли молча. Затем Лена, до этого улыбавшаяся, посерьёзнела и спросила, верю ли я в Бога. Я честно ответил, что не знаю.

— Как это, не знаешь? — удивилась она.

— А вот так, — пожал плечами я. — Иногда очень хочется верить, а иногда кажется, что бред это всё. Но иконку своего святого я всегда в кармане ношу — надеюсь, что он мне удачу приносит, хотя иногда кажется наоборот.

— Так нельзя, — покачала головой она.

Мы проходили мимо какого-то тёмного переулка, и Лена уверенно в него свернула. Я молча последовал за ней. Интересно, она не побоялась пойти сюда только потому, что я рядом?..

— Почему? — спросил я.

Девушка вдруг остановилась и повернулась ко мне.

— Потому что… — она замялась, подбирая слова, а затем чётко произнесла: — Потому что так правильно. Я ведь тоже многое знаю, Андрей. Только, в отличие от тебя, мне не нужно видеть человека.

— И что же ты знаешь обо мне? — недоверчиво усмехнулся я

— Знаю, что если бы ты попробовал измениться, у тебя был бы шанс.

Я больше не улыбался. Мой взгляд приковался к её глазам, выражение которых было неразличимо в темноте. Я старался понять. Разгадка была очень близко.

Но Лена не позволила её ухватить.

— Ты должен определиться, — с нажимом сказала она. — Хотя бы сейчас сделай что-то для себя. Ты должен поверить. Так легче.

И я снова усмехнулся.

— Что легче? Жить?

— И умирать, — выдохнула она.

— Но я пока не собираюсь… — начал весело я и осёкся.

— Прости, Андрей. В этот раз ты всё-таки ошибся.

А в следующий миг — последний миг ещё одной жизни — прогремел выстрел.

Сожалений не было.